Придумал это стихотворение, конечно, Лассе, но Боссе оно не понравилось.

— При чём тут оладьи в сметане? — сказал он. — Нас и не собирались ими кормить.

— А откуда ты знаешь, вместо чего мы будем есть эти яйца? — возразил Лассе. — Но если хочешь, давай напишем иначе:

Боссе и это стихотворение не понравилось. Но больше мы ничего придумать не успели. Пришли Анна, Бритта и Улле, и мы сели пировать. Нам было очень весело. Мы соревновались, кто съест больше яиц. Я смогла съесть только три яйца, а вот Улле съел шесть.

— Альбертина — незаменимая курица, что бы мы без неё делали? — сказал Боссе после пира.

А потом мы стали искать пасхальные яйца с карамелью, которые мама нарочно от нас спрятала. Каждую Пасху Лассе, Боссе и я получаем от мамы с папой по большому пасхальному яйцу с карамелью. Но в этом году мама сказала, что если мы согласимся получить не такие большие яйца, как всегда, то она купит такие же яйца для Анны, Бритты и Улле. Это будет им сюрприз. Конечно, мы согласились. Мама очень ловко спрятала эти яйца в шкафу, где стояли кастрюли. Яйца были серебряные с маленькими цветочками. Такие хорошенькие! В каждом лежал цыплёнок из марципана и много карамели.

Дома никого не было. И нам разрешили лечь спать, когда мы захотим. Агда ушла куда-то с Оскаром. Мы погасили свет и стали в темноте играть в прятки. Сперва мы посчитались — эппель-пеппель-пирум-парум, — и водить выпало Боссе. Я спряталась очень хорошо: в гостиной на подоконнике за занавеской. Боссе несколько раз прошёл мимо и ничего не заметил. Но оказалось, что Бритта спряталась ещё лучше. У нас в сенях стоят папины резиновые сапоги, и над ними висит плащ, который папа надевает по утрам, когда возит молоко в Большую деревню. Бритта влезла в эти сапоги и прикрылась плащом. Боссе долго-долго не мог её найти. В конце концов мы даже зажгли свет и стали искать её все вместе. Мы кричали: «Бритта, выходи!» — но она молчала и не выходила. А заглянуть за плащ никому и в голову не пришло, кто же знал, что она прячется там внутри.

— Наверно, она умерла и уже никогда нам не ответит, — сказал Улле.

Но тут из-за плаща раздался смех, и перед нами появилась живая Бритта в папиных сапогах.

Бритта предложила нам играть в «Кота в сапогах», ей, конечно, хотелось быть котом, но Анна сказала, что лучше пойти к дедушке и угостить его гоголем-моголем. Мы взяли стаканы, яйца и сахарный песок и побежали к дедушке. Он, как всегда, сидел в качалке перед печкой и очень нам обрадовался. Мы уселись на полу и стали взбивать гоголь-моголь так, что брызги летели по всей комнате.

Анна сбила гоголь-моголь и для дедушки, ведь сам он почти слепой и ничего не видит. Она взбивала, а он рассказывал нам про старую жизнь. В то время дети даже не знали, что такое карамель.

Я ужасно люблю слушать, как дедушка рассказывает про старую жизнь. Подумайте, однажды, когда дедушка был совсем маленький, на Пасху стоял такой мороз, что его папе пришлось пестиком от ступки разбить лёд в бочке с водой, стоявшей у них на кухне. Это надо же! И никаких пасхальных яиц. Бедные дети!

Как мы с Анной ходили за покупками

Лавка, где мы покупаем сахар, кофе и вообще всё, что нужно, находится в Большой деревне, рядом со школой. Мама часто просит меня зайти в лавку после уроков. Но однажды она попросила меня сходить за покупками во время весенних каникул.

День был солнечный, и я была не прочь прогуляться в Большую деревню. Я спросила у мамы:

— А что нужно купить?

Мама хотела составить список, но мы не нашли карандаша, и я сказала:

— Подумаешь, я могу и так всё запомнить!

И мама начала перечислять, что я должна купить: палочку дрожжей, кусок варёной колбасы, пакетик имбиря, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса.

— Дрожжи, колбаса, имбирь, анчоусы, миндаль и уксус — всё, я запомнила! — сказала я маме.

В это время к нам прибежала Анна и спросила, не пойду ли я вместе с ней в лавку.

— Ха-ха-ха! А я как раз собиралась позвать тебя! — сказала я.

На Анне была новая красная шапка с кисточкой, а в руке — корзинка. Я тоже надела новую зелёную шапку с кисточкой и взяла корзинку.

Анна должна была купить кусок мыла, пачку хрустящих хлебцев, полкилограмма кофе, килограмм рафинада, два метра резинки для продёржки и кусок варёной колбасы, так же как я. Списка у Анны тоже не было.

Перед уходом мы поднялись к дедушке узнать, не нужно ли и ему чего-нибудь в лавке. Дедушка попросил нас купить ему леденцов и баночку камфарной мази.

Когда мы вышли за калитку, на крыльцо выбежала тётя Лиза, мама Улле.

— Вы в лавку? — крикнула она нам.

— Да! — ответили мы.

— Мне тоже кое-что надо, — сказала она.

— Пожалуйста, мы всё купим! — охотно согласились мы.

Тётя Лиза попросила купить ей катушку белых ниток № 40 и ванильного сахара.

— И что-то мне было нужно ещё, только никак не припомню, — сказала она, наморщив лоб.

— Наверно, кусок варёной колбасы, — сказала я.

— Верно! — обрадовалась тётя Лиза. — А как ты догадалась?

И мы с Анной отправились в лавку.

Всё-таки мы боялись чего-нибудь забыть и потому по нескольку раз перечислили друг другу всё, что нас просили купить, но потом нам это надоело. Мы шли, взявшись за руки, и размахивали корзинками. Сверкало солнце, сладко, по-весеннему, пахли деревья. «И варёной колбасы, самой, самой вкусной!» — пели мы во всё горло. Так у нас получилась песня про колбасу. Мы пели её на разные лады, даже на мотив марша. А под конец мы придумали такую печальную мелодию, что чуть сами не заплакали.

— Какая грустная колбаса! — сказала Анна. — Хорошо, что мы уже пришли.

В лавке было много народу, и нам пришлось бы долго стоять в очереди, если б нас не выручил дядя Эмиль, наш лавочник. Ведь взрослые считают, что детям спешить некуда, и норовят пролезть вперёд. Но дядя Эмиль нас хорошо знает, и ему было интересно, как поживают все обитатели Бюллербю, сколько яиц мы съели на Пасху и скоро ли мы с Анной выйдем замуж.

— Ещё не скоро, — сказали мы.

— А что уважаемые барышни желают купить?

Он всегда шутит с нами и очень нам нравится. У него маленькие рыжие усики и карандаш за ухом. И он всегда угощает нас леденцами из большой банки.

Сперва Анна перечислила всё, что просили купить её мама и дедушка, а дядя Эмиль складывал покупки в корзину. Потом настал мой черёд, и я сказала дяде Эмилю всё, что было нужно моей маме и тёте Лизе. Нам казалось, что мы ничего не забыли. На прощание дядя Эмиль угостил нас кислыми леденцами, и мы зашагали домой.

Когда мы дошли до развилки, где дорога сворачивает на Бюллербю, я спросила:

— Ты не помнишь, я купила дрожжи или нет?

Но Анна не помнила, купила ли я дрожжи, и мы стали ощупывать все пакеты в моей корзине. Дрожжей там не оказалось. Пришлось вернуться в лавку. Дядя Эмиль засмеялся, отпустил мне дрожжи и снова угостил нас кислыми леденцами. И мы ушли.

Когда мы снова подошли к развилке, Анна воскликнула:

— А камфарная мазь для дедушки!

И мы опять вернулись в лавку. Дядя Эмиль посмеялся над нами, дал нам камфарную мазь и снова угостил нас кислыми леденцами.

Когда мы в третий раз подошли к развилке, у Анны вдруг сделалось такое лицо, что мне стало её жалко.

— Лиза, — прошептала она, — а рафинад?

Мы перещупали все пакеты в наших корзинах, но рафинада там не было.